— Дарья, вы работали на многих ЧС. Какой случай из практики потряс вас сильнее всего?
— Думаю, трагедия на улице Линейной в Новосибирске в феврале прошлого года, когда от взрыва газа обрушился подъезд жилого пятиэтажного дома. Все произошло в 7:43 утра. Мне позвонил оперативный дежурный и сообщил о срочном сборе в главке. Я в это время уже шла на работу, но поторопилась, чтобы как можно скорее добраться до места происшествия. Когда я вышла из метро, то увидела, как в сторону Линейной мчались пожарные машины, полицейские и кареты скорой помощи. Именно в тот момент мне стало понятно, что произошло что-то очень страшное. Для спасательных работ на этой ЧС задействовались 358 человек. Там помощь людям нужна была буквально здесь и сейчас, и в большом количестве. Многие обращались к психологам в течение нескольких суток. Вообще, у нас ненормированный рабочий график. Если что-то случается, мы выезжаем в любое время дня и ночи.
— Как вы справляетесь с собственными эмоциями во время подобных вызовов?
— У меня есть принцип: когда я работаю, то личным эмоциям практически нет места. Я понимаю, что сейчас я сотрудник МЧС России, поэтому самым важным является человек, которому я оказываю помощь. На свои эмоции и состояние не обращаю внимания. А вот размышления о тяжести произошедшего приходят потом.
После Линейной наш коллектив психологов обращался к специалисту, который помогал уже нам, потому что у каждого были моменты, затронувшие личное. Ведь трагедия на Линейной — это когда люди собирались на работу, а их жизни оборвались в один момент. Навсегда. У меня появилось ощущение небезопасности, что в любую минуту может произойти что-то ужасное. И не только со мной, но и с моими близкими. Подобные ситуации заставляют об этом задумываться, но их нужно пережить, принять и вернуться к прежней повседневной жизни, где мир безопасен и все хорошо.
— Вы отключаете эмоции во время работы?
— Нет, если ты отключаешь эмоции, то становишься холодным. А задача психолога — чувствовать и сочувствовать тому, что проживает и переживает человек. Эмоции — наш профессиональный инструмент. У нас не должно быть желания погасить их, мы должны направить их на то, чтобы человеку, которому очень сильно плохо, стало хотя бы немного легче.
— Как вы выстраиваете с пострадавшим доверительные отношения?
— Не все люди понимают и принимают помощь. И к этому нужно относиться с уважением. Но выразить готовность помочь очень важно. Если человек сказал, что не хочет с нами разговаривать, то нужно просто сказать: «знайте, если вам захочется поговорить или подойти ко мне, то вы сможете это сделать».
Очень осторожно и аккуратно мы считываем сигналы, которые человек демонстрирует вербально и невербально. Если мы подходим к человеку, а он отходит, не нужно вторгаться в его пространство. Он показал допустимое расстояние, на котором можно стоять рядом с ним. Бывает наоборот, человек может обнять нас, тогда происходит физический тактильный контакт с пострадавшим.
Здесь нет универсального подхода, важно лишь чувствовать, что сейчас нужно человеку — просто посидеть или начать разговаривать. Мы не всегда ведем разговоры с пострадавшим, мы можем молчать, потому что человек не в силах беседовать. При этом он может держать психолога за руку, просить принести платок или оказать еще какую-то заботу. На определенный период времени человек становится беспомощным в горе, а психолог — его проводником: руками, ногами, головой, глазами.
— Какими качествами, по-вашему, должен обладать психолог?
— Эмпатией и любовью к людям. Если безразличны люди и чужое горе, то невозможно выразить сочувствие искренне. А человек очень хорошо чувствует, когда соболезнования звучат фальшиво. Это будет совершенно неэффективно. И конечно, нужна собственная стрессоустойчивость. Если специалисту сложно себя урегулировать, то он не сможет помочь человеку, который находится в таком же взбудораженном состоянии.
— Как вы снимаете напряжение?
— Стараюсь часто посещать бассейн. У каждого из нас свои способы. Однажды, чтобы помочь коллеге снять напряжение, мы решили, что пойдем все на аттракционы. Заранее не говорили ей, что это для нее. Когда кричишь на аттракционах, происходит выплеск адреналина и снимается напряжение. Еще необходимо высыпаться. Сон — чудесный способ расслабления. Тем более после выездов желательно иметь возможность для отдыха, чтобы поспать хотя бы 2-3 часа до выхода на работу.
— За годы службы вы сталкивались с эмоциональным выгоранием?
— Наверное, в нашей деятельности выгорание может наступить из-за бумажной работы. Но я не ощущаю его от выездов, где оказываю помощь. Чувство того, что я помогаю людям, защищает от выгорания.
— Вы заметили за собой изменения после того, как стали работать в МЧС?
— У меня повысилась бдительность к безопасности. До работы в МЧС у меня не было тотального контроля за электроприборами и светом. Когда сталкиваешься с большим количеством бед, становишься очень внимательным. Изменения границ нормы тоже присутствуют, например, привыкаешь работать ночью, что сложно воспринимается другими людьми.
Я не стала жесткой и черствой, скорее наоборот. И для меня это важно. Потому что появление бездушия — признак того, что становишься неэффективным. Стала более чувствительной и ранимой.
— А вы поможете человеку вне работы?
— Да, если увижу плачущего, например, то обязательно подойду и спрошу, нужна ли ему помощь. Я ведь не знаю причину, по которой он плачет. У него могло произойти все, что угодно.
— Какие советы вы бы дали тем, кто хочет стать психологом МЧС России?
— Хорошо учиться и не пренебрегать психофизиологией, потому что в работе необходимо знать, как устроен мозг человека. Замечать в себе те качества, которые по внутренним ощущениям могут помочь: сострадание, сопереживание или умение выслушивать.
Алиса Алиева