Шумел, горел пожар московский
112 лет назад российская столица пострадала от одного из крупнейших в ее истории бедствий
Война танцам не помеха
Вечером 12 июня (по новому стилю 24-го) 1812 года в Вильне (ныне литовский Вильнюс) генерал Леонтий Беннингсен устроил роскошный бал, на который была приглашена вся местная знать. Впрочем, даже самым родовитым шляхтичам отводилась скорее роль массовки, ведь главным действующим лицом этого мероприятия был император Александр I.
Император умел себя подать и умел нравиться людям, поэтому его присутствие не сковывало участников бала, а наоборот, добавляло оживления всему происходящему.
Посему появление курьера, доставившего депешу, осталось почти незамеченным, тем более что Александр, прочтя ее, как ни в чем не бывало продолжил танцевать. Впрочем, это было не более чем игрой на публику, ведь в только что полученном послании сообщалось, что армия Наполеона пересекла реку Неман и вторглась в пределы Российской империи. Так началась Отечественная война 1812 года.
Согласно предварительным планам наполеоновскую армию предполагалось встретить на рубеже Западной Двины, где была заранее подготовлена оборонительная позиция, получившая по имени близлежащего города Дрисса (ныне белорусский Верхнедвинск) название Дрисского укрепленного лагеря. По расчетам военного советника императора, генерала Карла фон Пфуля, одна русская армия, заняв оборону в этом лагере, должна была сковать французов с фронта, а вторая, совершив фланговый обход, нанести им удар в спину.
Эффектный на бумаге план на деле оказался совершенно нереализуем на практике, и его выполнение привело бы к тому, что Наполеон получил бы возможность по частям разгромить разобщенные русские войска.
Поэтому вместо упорной обороны на Двине армии пришлось спешно отступать на восток. Это отступление тяжело воспринималось как в обществе, так и в самой армии, но лишь благодаря ему удалось избежать разгрома.
По мере продвижения на восток Великая армия Наполеона все более слабела, а русская армия, наоборот, усиливалась. Перейдя границу с 600-тысячной армией, Наполеон был вынужден постоянно ее дробить, чтобы прикрывать фланги и обеспечивать коммуникации, так что к Москве он привел всего 130 тысяч. Примерно столько же было и у Михаила Кутузова.
26 августа (7 сентября) у деревни Бородино обе армии сошлись в бою. Французский император видел едва ли не последний шанс на победу — разгромить русскую армию и под угрозой захвата Москвы вынудить Александра I к заключению мира.
И вновь его планы в полной мере не были выполнены. Русская армия не сумела удержать позиции, но и французская не смогла ее разгромить. Путь на Москву был открыт, но Александр и не думал прекращать войну.
2 (14) сентября французские войска вступили в опустевшую Москву...
Огненное море
В ту же ночь в городе вспыхнули пожары. Тушить их было некому (в городе не осталось властей) и нечем — при отступлении московский генерал-губернатор Федор Ростопчин приказал вывести весь пожарный инвентарь.
На следующий день пожары только усилились, что послужило дурным предзнаменованием для Наполеона, торжественно въехавшего в Кремль. Он надеялся создать в захваченной столице прочную базу для своей армии, перезимовать и на следующий год продолжить войну.
Но эти надежды буквально на глазах оборачивались в прах, а точнее, в золу и пепел. Сам Наполеон вспоминал: «Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! Это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виденное человечеством».
Французские солдаты, ранее беззаботно грабившие опустевшие дома, бросились тушить пожар, но это им было не по силам. Огонь приблизился к Кремлю, со стен которого Наполеон с отчаянием наблюдал за очередным крушением своих планов. Приближенные буквально молили императора покинуть столь опасное место, но он медлил, пока Кремль фактически не оказался в огненном кольце. При этом войска, занявшие Кремль, притащили туда огромное количество боеприпасов, что едва не привело к гибели Наполеона.
«Все войско императора и сам он неминуемо погибли бы, если бы хоть одна искра из тех, которые летали над нашими головами, упала бы на артиллерийский ящик. Поэтому-то в течение нескольких часов участь целой армии зависела от летавших кругом маленьких искорок», — вспоминал позже адъютант Наполеона Филипп Поль де Сегюр.
Покинуть Кремль удалось лишь через подземный ход, выведший к Москве-реке. Вечером 4 (16) сентября по наплавному мосту французский император пересек реку и укрылся в Петровском путевом дворце, а еще через месяц покинул Москву и, фактически признав поражение в войне, начал отход на запад.
Обреченный город
Длившийся четверо суток пожар уничтожил три четверти городской застройки и привел к значительным человеческим жертвам. Александр Бенкендорф, в числе первых вступивший в оставленный французами город, писал позже: «10 октября 1812 года мы вступили в древнюю столицу, которая еще вся дымилась. Едва могли мы проложить себе дорогу через трупы людей и животных. Развалины и пепел загромождали все улицы. Одни только разграбленные и совершенно почерневшие от дыму церкви служили печальными путеводными точками среди этого необъятного опустошения».
Кто же был виноват в случившемся? Наполеон винил во всем коварных русских, а русские власти обвиняли жестоких французов. Скорее всего, обе стороны ошибались.
Генерал-губернатор действительно приказал уничтожить склады с продовольствием и различными военными припасами, но о сожжении всего города речи не шло — Ростопчин просто не обладал полномочиями для действий подобного рода, а за причинение ущерба имуществу дворянства ему бы пришлось нести серьезную ответственность.
Но и французам было совершенно не выгодно уничтожение Москвы, ведь это не только уменьшало ценность их завоевания в ходе мирных переговоров (на которые рассчитывал Наполеон), но и лишало базы для продолжения войны.
Вместе с тем, по многочисленным свидетельствам очевидцев, к пожарам приложили руку как русские (отчасти по патриотическим, отчасти по криминальным соображениям), так и французы (солдаты, предавшиеся безудержному мародерству).
Пожалуй, ближе всего к истине был Лев Толстой, утверждавший: «Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе 130 плохих пожарных труб. Москва должна была сгорать вследствие того, что из нее выехали жители и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором, при жителях — владельцах домов и при полиции, бывали летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день».
Утраченные святыни
Пожар 1812 года и сопутствующие ему события нанесли невосполнимый ущерб отечественной культуре. В огне погибли бесценные культурные и религиозные реликвии.
Так, именно тогда отечественная культура лишилась рукописи «Слова о полку Игореве» — старейшего из известных нам древнерусских литературных произведений, повествовавшего о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославовича против половцев в 1185 году.
Эта рукопись была приобретена известным коллекционером Мусиным-Пушкиным в конце XVIII века. Поначалу современники не в полной мере оценили масштаб открытия, и какое-то время «Слово» распространялась в виде рукописных копий-списков, зачастую существенно отличавшихся друг от друга. Лишь в 1800 году небольшим тиражом был издан отрывок из него.
Рукопись ждала еще более серьезного исследования — но не дождалась. Вместе с остальной коллекцией Мусина-Пушкина она погибла в библиотеке его московского дворца, сильно пострадавшего от пожара.
Еще одной утратой стала Корсунская икона Божией Матери. Согласно преданию она была написана в Иерусалиме апостолами спустя 15 лет после Вознесения Иисуса. В 453 году икону перенесли в Константинополь, а в 898 году в числе прочих христианских реликвий она досталась киевскому князю Владимиру, принявшему крещение в Херсонесе Таврическом (на Руси его называли Корсунем, из-за чего икона и получила название Корсунской). Затем образ был отправлен в Новгород, а Иван Грозный перенес его в Москву. Там икона хранилась в Успенском соборе Кремля, где считалась одной из главных реликвий храма.
Этот храм был безжалостно разграблен французами — ободрав ризы икон, они добыли 290 килограммов золота и более пяти тонн серебра! Увы, в числе бесследно исчезнувших ценностей была и Корсунская икона.
Владимир Другак
Вечером 12 июня (по новому стилю 24-го) 1812 года в Вильне (ныне литовский Вильнюс) генерал Леонтий Беннингсен устроил роскошный бал, на который была приглашена вся местная знать. Впрочем, даже самым родовитым шляхтичам отводилась скорее роль массовки, ведь главным действующим лицом этого мероприятия был император Александр I.
Император умел себя подать и умел нравиться людям, поэтому его присутствие не сковывало участников бала, а наоборот, добавляло оживления всему происходящему.
Посему появление курьера, доставившего депешу, осталось почти незамеченным, тем более что Александр, прочтя ее, как ни в чем не бывало продолжил танцевать. Впрочем, это было не более чем игрой на публику, ведь в только что полученном послании сообщалось, что армия Наполеона пересекла реку Неман и вторглась в пределы Российской империи. Так началась Отечественная война 1812 года.
Согласно предварительным планам наполеоновскую армию предполагалось встретить на рубеже Западной Двины, где была заранее подготовлена оборонительная позиция, получившая по имени близлежащего города Дрисса (ныне белорусский Верхнедвинск) название Дрисского укрепленного лагеря. По расчетам военного советника императора, генерала Карла фон Пфуля, одна русская армия, заняв оборону в этом лагере, должна была сковать французов с фронта, а вторая, совершив фланговый обход, нанести им удар в спину.
Эффектный на бумаге план на деле оказался совершенно нереализуем на практике, и его выполнение привело бы к тому, что Наполеон получил бы возможность по частям разгромить разобщенные русские войска.
Поэтому вместо упорной обороны на Двине армии пришлось спешно отступать на восток. Это отступление тяжело воспринималось как в обществе, так и в самой армии, но лишь благодаря ему удалось избежать разгрома.
По мере продвижения на восток Великая армия Наполеона все более слабела, а русская армия, наоборот, усиливалась. Перейдя границу с 600-тысячной армией, Наполеон был вынужден постоянно ее дробить, чтобы прикрывать фланги и обеспечивать коммуникации, так что к Москве он привел всего 130 тысяч. Примерно столько же было и у Михаила Кутузова.
26 августа (7 сентября) у деревни Бородино обе армии сошлись в бою. Французский император видел едва ли не последний шанс на победу — разгромить русскую армию и под угрозой захвата Москвы вынудить Александра I к заключению мира.
И вновь его планы в полной мере не были выполнены. Русская армия не сумела удержать позиции, но и французская не смогла ее разгромить. Путь на Москву был открыт, но Александр и не думал прекращать войну.
2 (14) сентября французские войска вступили в опустевшую Москву...
Огненное море
В ту же ночь в городе вспыхнули пожары. Тушить их было некому (в городе не осталось властей) и нечем — при отступлении московский генерал-губернатор Федор Ростопчин приказал вывести весь пожарный инвентарь.
На следующий день пожары только усилились, что послужило дурным предзнаменованием для Наполеона, торжественно въехавшего в Кремль. Он надеялся создать в захваченной столице прочную базу для своей армии, перезимовать и на следующий год продолжить войну.
Но эти надежды буквально на глазах оборачивались в прах, а точнее, в золу и пепел. Сам Наполеон вспоминал: «Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! Это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виденное человечеством».
Французские солдаты, ранее беззаботно грабившие опустевшие дома, бросились тушить пожар, но это им было не по силам. Огонь приблизился к Кремлю, со стен которого Наполеон с отчаянием наблюдал за очередным крушением своих планов. Приближенные буквально молили императора покинуть столь опасное место, но он медлил, пока Кремль фактически не оказался в огненном кольце. При этом войска, занявшие Кремль, притащили туда огромное количество боеприпасов, что едва не привело к гибели Наполеона.
«Все войско императора и сам он неминуемо погибли бы, если бы хоть одна искра из тех, которые летали над нашими головами, упала бы на артиллерийский ящик. Поэтому-то в течение нескольких часов участь целой армии зависела от летавших кругом маленьких искорок», — вспоминал позже адъютант Наполеона Филипп Поль де Сегюр.
Покинуть Кремль удалось лишь через подземный ход, выведший к Москве-реке. Вечером 4 (16) сентября по наплавному мосту французский император пересек реку и укрылся в Петровском путевом дворце, а еще через месяц покинул Москву и, фактически признав поражение в войне, начал отход на запад.
Обреченный город
Длившийся четверо суток пожар уничтожил три четверти городской застройки и привел к значительным человеческим жертвам. Александр Бенкендорф, в числе первых вступивший в оставленный французами город, писал позже: «10 октября 1812 года мы вступили в древнюю столицу, которая еще вся дымилась. Едва могли мы проложить себе дорогу через трупы людей и животных. Развалины и пепел загромождали все улицы. Одни только разграбленные и совершенно почерневшие от дыму церкви служили печальными путеводными точками среди этого необъятного опустошения».
Кто же был виноват в случившемся? Наполеон винил во всем коварных русских, а русские власти обвиняли жестоких французов. Скорее всего, обе стороны ошибались.
Генерал-губернатор действительно приказал уничтожить склады с продовольствием и различными военными припасами, но о сожжении всего города речи не шло — Ростопчин просто не обладал полномочиями для действий подобного рода, а за причинение ущерба имуществу дворянства ему бы пришлось нести серьезную ответственность.
Но и французам было совершенно не выгодно уничтожение Москвы, ведь это не только уменьшало ценность их завоевания в ходе мирных переговоров (на которые рассчитывал Наполеон), но и лишало базы для продолжения войны.
Вместе с тем, по многочисленным свидетельствам очевидцев, к пожарам приложили руку как русские (отчасти по патриотическим, отчасти по криминальным соображениям), так и французы (солдаты, предавшиеся безудержному мародерству).
Пожалуй, ближе всего к истине был Лев Толстой, утверждавший: «Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе 130 плохих пожарных труб. Москва должна была сгорать вследствие того, что из нее выехали жители и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором, при жителях — владельцах домов и при полиции, бывали летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день».
Утраченные святыни
Пожар 1812 года и сопутствующие ему события нанесли невосполнимый ущерб отечественной культуре. В огне погибли бесценные культурные и религиозные реликвии.
Так, именно тогда отечественная культура лишилась рукописи «Слова о полку Игореве» — старейшего из известных нам древнерусских литературных произведений, повествовавшего о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославовича против половцев в 1185 году.
Эта рукопись была приобретена известным коллекционером Мусиным-Пушкиным в конце XVIII века. Поначалу современники не в полной мере оценили масштаб открытия, и какое-то время «Слово» распространялась в виде рукописных копий-списков, зачастую существенно отличавшихся друг от друга. Лишь в 1800 году небольшим тиражом был издан отрывок из него.
Рукопись ждала еще более серьезного исследования — но не дождалась. Вместе с остальной коллекцией Мусина-Пушкина она погибла в библиотеке его московского дворца, сильно пострадавшего от пожара.
Еще одной утратой стала Корсунская икона Божией Матери. Согласно преданию она была написана в Иерусалиме апостолами спустя 15 лет после Вознесения Иисуса. В 453 году икону перенесли в Константинополь, а в 898 году в числе прочих христианских реликвий она досталась киевскому князю Владимиру, принявшему крещение в Херсонесе Таврическом (на Руси его называли Корсунем, из-за чего икона и получила название Корсунской). Затем образ был отправлен в Новгород, а Иван Грозный перенес его в Москву. Там икона хранилась в Успенском соборе Кремля, где считалась одной из главных реликвий храма.
Этот храм был безжалостно разграблен французами — ободрав ризы икон, они добыли 290 килограммов золота и более пяти тонн серебра! Увы, в числе бесследно исчезнувших ценностей была и Корсунская икона.
Владимир Другак
Спасатель-36(946) (электронная версия) (в т.ч. НДС 20%)
72 руб.
В наличии
Нет в наличии
Газета «Спасатель» №36(946).
Электронное периодическое издание в формате .pdf. Предназначено для частного ознакомления и не подлежит передаче третьим лицам или публикации в публичном доступе.
Права на распространяемые материалы охраняются в соответствии с законодательством Российской Федерации
- Артикул:
- sku9300